26.01.2012
Недавно Илья Резник переехал с женой Ириной в новый дом на Рублевке и подготовил к выходу книгу посвящений коллегам «Две звезды и другие созвездия».
- Хороший дом, Илья Рахмиэлевич, поздравляем.
- Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, – процитировал Резник свои же стихи.
- Дом не наш. Мы с Ириной его арендуем. Но слава богу, что его хозяин,
оказавшись поклонником моего творчества, вошел в положение – у меня случился
финансовый кризис, и сдал нам жилье по цене, вдвое ниже запланированной им. Я же
не гастролер, у меня концертов нет, а у меня 26 человек, которых я содержу,
плачу зарплату. Пришлось продать шикарную большую квартиру в центре и купить
маленькую в новостройке на окраине. Она пока стоит пустая, в бетоне.
- Где же миллионы за «Старинные часы», «Стюардессу», «Вернисаж»?
- Сгорели, как у всех нормальных советских людей в 1998 году. А тех выплат,
что сейчас получаю по авторским правам, хватает только на бензин для машины. И
на вашу газету.
- Много пропало?
- Все. Все, заработанное за всю жизнь. Тогда ведь ничего особенного купить
нельзя было. Вот люди и клали на книжку. Сейчас думаю: хорошо, что не все
откладывал. Приличную часть прогулять успел.
- Девушки, рестораны?
- Первое – нет, а с ресторанами угадал. Давал завтраки в ресторане «Пекин».
Приглашал по сто человек. Приходили друзья, знакомые, незнакомые люди. Всегда
считал, что человек должен быть накормлен. Я же блокадник. Помню, как мы в
детском садике прятались под стол при бомбежке и как крошки хлеба искал в снегу,
когда бабушка меня домой вела. Бабушка и дедушка – самые дорогие для меня люди.
Все, что осталось от них, – вон та гравюра на стене. Двух девственниц преследует
амурчик. Маленький, симпатичный, но скоро они не будут девственницами.
- Почему у вас отчество не Леопольдович по отцу, а дедушкино?
- Я родился в простой семье политэмигрантов-интернационалистов. Мои бабушка и
дедушка со стороны отца – Рахмиэль Самуилович и Рива Гершевна в 1934 году
приехали в Союз из Дании, из Копенгагена. Решили обосноваться в Стране
восходящего коммунизма. Привезли в Питер моего отца Леопольда и его сестру Иду.
Правда, тетя Ида быстренько сообразила, куда она приехала, что это за страна на
самом деле, и вернулась обратно.
В Дании дед с бабушкой все бросили, в том числе и шестикомнатную квартиру. А
в Питере два года мыкались по углам, пока не добились приема у Сергея Мироновича
Кирова, и он выделил им комнату в коммуналке на улице Восстания. Вскоре мой папа
женился на моей матери. В 38-м родился я. Потом началась война, и папа умер от
ранений, а моя мать второй раз вышла замуж, меня бросила, переехала жить в
другой город. Остался я с бабушкой и дедушкой. Людьми они были простыми: дед
работал обувщиком на дому. Поэтому к нам постоянно приходили финансовые
инспекторы – проводили обыски, несколько раз арестовывали имущество.
- На родину предков ездили? Смотрели, от чего они отказались ради коммуналки?
- В Копенгаген я попал в 1976 году. Тетя Ида давно мечтала со мной
встретиться, но советских в Данию особенно не выпускали. Тогда она уговорила
своего очень близкого друга – знаменитого художника-карикатуриста, члена
Коммунистической партии Дании Херлуфа Бидструпа – пойти и попросить их генсека
написать письмо в Ленинградский обком партии с просьбой выпустить меня за
границу. Мы потом встречались с Бидструпом в копенгагенском обкоме и пили пиво с
сосисками в приемной их генсека. Я пил и думал, возможно ли такое в приемной
Леонида Ильича Брежнева.
Илья Резник
- Мысли об иммиграции в тот момент не появились?
- Никогда не появлялись. Мы в начале голодных 1990-х уезжали со спектаклем
«Распутин» на гастроли в Соединенные Штаты, и я задержался там на два года. Эти
гастроли – самый страшный период в моей жизни. Продюсер нас бросил. Нужно было
кормить труппу, и я начал писать для наших эмигрантов. Кстати, от, так сказать,
нужды родились песня «Кабриолет» и еще 17 песен для Любы Успенской. Потом ее
бывший директор Игорь Орлов рассказал: «Илюша, вот этими руками я Успенской
выплатил несколько миллионов долларов только за один твой «Кабриолет». А я на
отличной песне не заработал ни копейки… Так как в 90-х годах авторское право
защищало уже не государство, а РАО. Да и работает Успенская в таких местах, в
которых рапортички не заполняются.
В свое время я дарил песни Пугачевой, Вайкуле, Киркорову, Преснякову и еще
десятку артистов. Но сколько же можно дарить? Ситуация поменялась, и мы, авторы,
не защищены. Посмотрите мой отчет за год. Там я увидел плату за эфиры своих
песен – 12 копеек, 37 копеек… Это из какого века расценки?
- Именно из-за этого вы больше с ними не сотрудничаете?
- У Аллы сейчас свои проекты… Она столько записала песен, ей больше ничего
не надо. Только я ей 57 песен написал. Да и ушла она уже со сцены. Сделала такую
глупость… А у меня свои грандиозные планы.
- Говорят, все песни Пугачевой были автобиографичны, потому что вы долгое
время жили у нее и просто описывали ее жизнь.
- Ерунда. Во-первых, мы с сыном жили у нее всего четыре месяца. Она пела то,
что я сочинял, а не то, что с ней происходило. Хотя иногда совпадало. Например
песня «Три счастливых дня». Она тогда ездила в Париж на три дня, и я написал для
нее эту песню. Она ее, правда, долго не хотела петь.
- Примадонна говорила, что все песни вы писали за пять минут.
- В смысле творчества я – «запойный». Вызываю гнев поэтов, которые сидят над
одним стихотворением два месяца. Чиркают, чиркают, пока не дойдут до сути или до
фразы. И выставляют напоказ свои черновики: вот, мол, какие они работяги и
сколько же они трудятся, прежде чем найти строчку «Солнце встало на опушке…».
Я так не могу. Стихи надо «выдыхать». У меня мышление ясное, и поэтому я прихожу
к конечному результату быстро.
- Не любите вы поэтов.
- Что вы?! Очень люблю Марину Цветаеву, Анну Ахматову, Александра Блока. Но
не всех понимаю. Как-то у меня дома, еще в Ленинграде, был Иосиф Бродский, я
тогда на последнем курсе театрального учился. Его привел Сережа Довлатов.
Позвонил по телефону и спросил: «У тебя комната свободна, бабушки нет? Тогда мы
сейчас к тебе с одним отличным поэтом придем выпить». Я поставил стол на
балкончике, где у нас помидоры росли. Достал бутылку красного вина, хлеб.
Пришли. Бродский даже не поздоровался, сразу зашел в комнату и начал
рассматривать картины. Они у нас по всем стенам висели – мне дарили театральные
художники и ребята из художественного училища, с которыми я дружил. Встал, руки
скрестил: «Го…но, го…но, го…но». Замер перед очень красивой работой
главного художника Ленинградского академического Малого оперного театра Михаила
Щеглова. Задумался и сказал: «Да и это тоже го…но». На балкончике выпили по
стакану, и Иосиф начал читать потрясающую поэму. С такой экспрессией. Я ничего в
ней не понял. Помню лишь, что изо рта у него на помидоры брызги летели. Я
спокойно отношусь к его поэзии. Бродский – поэт мозговой, а я пушкинист.
- А сегодня на эстраде какие стихи преобладают?
- Эстрада закончилась, когда начался шоу-бизнес и появилось странное слово -
«формат». В него вписываются те, кто умеет ловко подпрыгивать на сцене и вовремя
открывать под фонограмму рот. Думаю, если бы я сейчас принес на какой-нибудь
музыкальный телерадиоканал свои песни «Старинные часы», «Маэстро», то мне бы
сказали: «Неформат» – и послали куда подальше.
- Вы много путешествуете. Расскажите, куда любите ездить на отдых? Где
загорали в последний раз?
- Очень любим Дубай. Мы с женой летим туда при первой возможности. Ходим в
SPA, много плаваем. Пока я проплываю километр, Ира успевает два. Она у меня
очень подготовленная, мастер спорта по легкой атлетике – бегала 1500 метров.
Кстати, я считаю, что ежедневное совместное плавание в бассейне – один из
секретов семейного счастья.
Последний раз в Дубае я проходил реабилитацию после сердечного приступа.
Спасибо Ире, поставила меня на ноги.
- Илья так отреагировал на программу «Мульт личности» в мае на Первом канале,
- не выдержала Ирина. – Хамский, беспардонный сюжет с его участием был просто
пронизан злобой и ненавистью. Программа еще не кончилась, а я уже вызывала Илюше
«скорую».
- Если вас успокоит, то могу сказать, что рейтинг у них падает. Не помог даже
новогодний сюжет с поющими частушки Дмитрием Медведевым и Владимиром Путиным.
Вижу у вас на руке часы от Президента России, от кого из них?
- Эти часы от Владимира Путина – мой оберег, самый дорогой подарок в жизни.
Он надел мне их во время поездки в Чечню в 2000 году. Там было еще очень
напряженно. На аэродроме в Ханкале проходил мой концерт. За эту поездку он мне
подарил еще и именной спецназовский нож-скорпион. Многие известные артисты тогда
ехать отказались. Парочка звезд сказались больными, когда мы уже встречались в
аэропорту, и не полетели. Так вот, без часов я из дома не выхожу. Когда забываю,
обязательно
случается либо авария, либо другая неприятность, даже заболеть могу.
«ЭГ»
